Протоиерей Анатолий Затовский — известный киевский священник, многолетний настоятель Макариевского храма на древней Юрковице-Татарке (с 1984 по 2006 гг.), председатель Всеукраинского православного педагогического общества, длительный период исполнял обязанности благочинного Второго шевченковского благочиния Киева, сейчас несет послушание духовника Северного викариатства столицы. 1 июня 2015 г. отцу Анатолию исполняется 70 лет. Редакция сайта Киевской митрополии побывала в гостях у батюшки.
Духовная преемственность
Анатолий Затовский родился в семье потомственных священнослужителей: его отец Леонид Затовский († 1990), дядя Всеволод Затовский, дедушка Михаил Затовский († 1953) – были почитаемыми в народе пастырями. А дядя отца — протоиерей Иоанн Затовский принял мученическую кончину—расстрелян в 1938 г. в Черкассах и в 1998 г. причислен к лику святых новомучеников.
– Отец Анатолий, от имени многочисленных читателей разрешите поздравить Вас 70-летием и задать Вам первый вопрос: что самое сложное в служении священника?
– Каждый священник, когда его рукополагают, знает, что это рукоположение идет из глубины веков — от святых апостолов Христовых. Когда я стоял перед престолом Божиим, просто молился и испытывал благоговение и страх Божий. В народе говорят: самое сложное — Богу молиться и досмотреть родителей до смерти. Очень важно и вместе с тем очень сложно быть образцом христианского благочестия для паствы, для семьи и вообще для окружающих людей. Предстоять у престола — большая ответственность и огромный труд. Но мне, наверное, было легче начинать служение, чем другим, т. к. в церковной атмосфере я находился со дня рождения. Папа, дедушка, дядя — все в нашей семье были священниками. И я рос среди них, слушал их разговоры, прислуживал в алтаре, в сердце слагая их мудрые мысли и советы. Все они были для меня образцами для подражания. Да и родился я, когда отец в храме служил молебен: он вернулся домой, и я тут поспел…
– Время их служения было и временем исповедничества, гонений и мученичества…
-Это правда. Дедушка мой, отец Михаил, когда в 1930-х годах начались массовые аресты, взял кусок хлеба и пошел в Медведовский монастырь, который в то время был превращен в лесопилку, где устроился на работу. Таким образом и переждал лихое время. Вернулся оттуда в 1941 г. и стал служить в Липянке Шполянского района, где учительствовал мой отец. А чтобы отец после семилетки смог продолжить образование (для сына священника тогда все дороги были закрыты), нашей семье пришлось пойти на хитрость: папу усыновила его родная тетя. Поменяв фамилию, он поступил в Черкасское медучилище. Однако скоро «товарищи» по учебе его разоблачили, и он был отчислен из медучилища. Через некоторое время отец поступил на рабфак, потом в Черкасский пединститут, после окончания которого преподавал в школе физику и математику.
Отец рассказывал, как во время работы в школе он закрывался в кабинете физики, вроде бы для подготовки уроков, а сам молился. А на большие праздники — Пасху, Рождество — шел далеко в поле, где никого не было, и пел праздничные богослужения. Душа требовала молитвы. В 1942 г. он был рукоположен, в 1947 г. заочно окончил Одесскую духовную семинарию, а в 1955 г. — Ленинградскую духовную академию. Отец и сейчас остается для меня образцом для подражания.
О том, как молодой ученый стал священником
– Батюшка, Вы стали священником не сразу, сперва получили светское образование и занимались наукой. А потом оставили стезю ученого и приняли сан. Что способствовало такому решению в непростое советское время?
– Я любил учиться. Мог закончить школу с золотой медалью, но учитель по истории срезал меня, как я узнал потом, чтоб сын священника не был золотым медалистом. Получил серебро. С 1963 по 1970 гг. я учился в гидрометеорологическом институте в Одессе. Это было время так называемого «хрущевского гонения». Я видел, как закрывали храмы, монастыри. Человек полетел в космос — до веры и Христа никому дела не было. И все же огоньки веры теплились. Ведь веру нельзя уничтожить. В некоторых домах сохранилось Священное Писание. Многие переписывали его вручную. Мой дедушка отец Михаил переписал в 1941 г. Требник и Минею. Теперь это наши семейные реликвии.
Да, я постигал научные знания, но одновременно переживал за судьбу Церкви. Я работал научным сотрудником в НИИ и ходил в храм Божий. Хотя видел, что большинство населения в нашей стране не верило в Бога, все же решил стать на этот путь. Это было непростое решение. Я понимал: в стране есть кому заниматься научной деятельностью и никто этому не претит. А вот кто будет нести слово Божье людям, когда уйдет старшее поколение? Я молился, поехал к отцу за советом и получил его благословение посвятить свою жизнь служению Церкви Христовой. Рекомендацию мне написал благочинный Черкасского округа отец Евгений Барщевский.
4 января 1976 г. состоялось рукоположение в сан диакона, затем было служение во Флоровском монастыре г. Киева. В том же году наш ныне почивший Блаженнейший Митрополит Владимир, тогда ректор Московской духовной академии, сумел принять две группы на стационар и впервые 100 человек — на заочное отделение. Ведь до этого в Москве, Ленинграде и Одессе набирали группы по 30 человек, т. е. на всю страну получалось 90 семинаристов. Власти рассчитывали, что постепенно само понятие «священник» исчезнет: старые умрут, а заменить их будет некем. В те годы один священник окормлял как правило по два-три прихода одновременно. В одно воскресенье служил на одном приходе, другое – на другом и так далее.
– Как отнеслась к Вашему решению жена, ведь вы вместе работали и перед вами была открыта карьера ученых? Какие трудности встретили вы сообща?
– Карьеру скорее могла сделать моя матушка Надежда, это точно. Она закончила ВУЗ с красным дипломом, поступила в аспирантуру, начала работать над диссертацией. Директор нашего исследовательского института был ее научным руководителем. И вот она, я считаю, совершила подвиг: решила посвятить себя Церкви и семье, стать моим многолетним помощником и активным приходским деятелем. Это был вызов, брошенный тому советскому времени. Многие «друзья» в кавычках стали избегать нас. Помню, некоторые бывшие сослуживцы отворачивались при встрече, переходили на другую сторону улицы. А некоторые «подруги» втихаря нашептывали матушке, мол, брось своего попа, зачем он тебе нужен? Он же тебе всю жизнь ломает! И так далее…
Запомнился мне и такой эпизод, иллюстрирующий отношение к духовенству в атеистическом обществе. Ехал я как-то в метро в подряснике с одним батюшкой из Флоровского монастыря, Николаем Запорожцем, и словил на себе ненавистный взгляд одного пожилого дядечки, видимо, закоренелого атеиста. При выходе он бросил нам: «Дали б мне автомат, я бы расстрелял вас!» Такие были времена.
Время перемен
– Батюшка, если сравнивать то и нынешнее время в приходской жизни, в чем разница?
– Особенно важным поворотом в судьбе Православной Церкви, как и в жизни всего общества, стало празднование 1000-летия Крещения Руси в 1988 году. Интеллигенция, ученые, простой народ потянулись в храм за глоточком свежего воздуха. Многие осознали впервые, что история, культура, письменность нашего отечества начинается отнюдь не с 1917 года. Только в нашем маленьком храме одновременно крестились по 30 человек взрослых. Все газеты и журналы освещали празднование юбилея Крещения Руси. В 1989 г. на митинге в Быковне я впервые служил панихиду по жертвам Сталинских репрессий. Было море людей. Представители Церкви перестали быть инородным телом.
Слава Богу, в начале 1990-х наступило время, когда священников стали приглашать в институты, школы, даже в детские сады. Стали открываться новые храмы. Если 30 лет назад в Киеве было всего восемь храмов и два монастыря, то сейчас в Киеве более 100 храмов, а в нашем районе около 30-ти. Важно было найти тропинку в школу, где еще долгое время господствовала советская, по сути – атеистическая идеология. В 70–80-х годах 90 процентов прихожан были люди преклонного возраста, а сейчас много молодых людей, молодых семей. В 80-х годах на Пасху после «сигнала» старосты: «Приехал уполномоченный» — мы прятали детей под столами, накрытыми скатертями, а сейчас на праздничных и воскресных Литургиях дети составляют чуть ли не половину причастников.
– Какие традиции сохраняются в Макариевской церкви?
– Неизменным в храме остается память об отце Георгии Едлинском, сыне профессора-священномученика Михаила Едлинского. Отец Георгий обладал огромным авторитетом в Киеве и далеко за его пределами, к нему ехали люди со всего бывшего Союза. Особенно он почитаем среди интеллигенции, которая тайно от властей исповедовала веру во Христа. Сейчас мало осталось в живых его духовных чад. Единицы помнят батюшку, а дух его незримо присутствует среди нас. В домике, где сейчас воскресная школа, есть комната, в которой он спал, молился, читал, готовился к проповеди. Здесь и его портрет. А главное, остались традиции и порядки, которые были при нем. Нам удалось сберечь атмосферу, заложенную отцом Георгием. Богослужения в нашем храме неспешные, часто по пятницам совершаются заупокойные службы — парастасы.
– Наверняка Вам приходилось убеждаться в помощи небесного покровителя храма?
– Расскажу лишь один эпизод. После того как Свято-Макариевскую церковь трижды ограбили, мы вынуждены были спрятать икону этого святого в сейф. В ту самую неделю, когда ее снова вынесли на середину храма, разразилась сильная гроза. Через окно к нам влетела шаровая молния: она пронеслась над верующими, поднялась вверх, ударилась в купол и взорвалась. По идее, наша деревянная церковь должна была вспыхнуть как спичка и сгореть. Но, к счастью, только треснула верхняя балка и обуглилась электропроводка. Мы отслужили благодарственный молебен святому Макарию. С тех пор каждый четверг во время чтения акафиста выносим его икону, чтобы каждый прихожанин мог к ней приложиться.
Священномученик Макарий, мощи которого находятся ныне в плену у раскольников в захваченном Владимирском соборе, покровитель не только нашего храма, но и всей Украины. Он отдал свою жизнь в алтаре, не побоявшись набега кочевников, не прервал божественную службу. И не одно столетие православные верующие по молитвам этого святителя-мученика получают великую помощь.
Священство – великая ответственность
– Вам, как духовнику, приходится сталкиваться с разными судьбами? Ведь это трудно – исповедовать души людские?
– Знаете, каждый человек на исповеди – это душа перед любящим Богом, Который готов простить и спасти человека, но многое зависит от желания и искренности самого человека. Задача священника – помочь человеку в этом. Были разные случаи. Например, однажды пришел человек на исповедь и сказал, что ему предлагают огромные деньги, чтобы он совершил тяжкое преступление. Мы много говорили с ним, много молились. И, слава Богу, он отступился от злых соблазнов. Неоднократно, да и сейчас особенно из-за тяжелого положения в стране, приходят люди, молодежь в большинстве, разуверившаяся в ценностях жизни. В состоянии тяжелых депрессий. И нужно великое терпение и усиленная молитва к Господу, чтобы вернуть таким людям жизненный оптимизм. Приходит на исповедь человек с изломанной душой, и нужно найти такие слова, чтобы его согреть. И когда потом видишь, как после исповеди, причастия просветляются лица людей — испытываешь необыкновенную радость.
– Отец Анатолий, что бы вы пожелали нынешнему поколению духовенства?
– Никогда не забывать о том, что путь священника всегда тернист. Что служение Богу и людям – это тяжелый крест. И если мы не отдаем всего себя священническому служению, не жертвуем собой, своим временем, своими силами, а если нужно – и жизнью – значит мы плохие последователи Христа. Сейчас, в силу современных информационных технологий священник будто под рентгеновским лучом. Мало того, его всячески стремятся опорочить, найти какие-то изъяны, дефекты, оклеветать. Это не открытая форма гонений, но что-то похожее на нее. Поэтому каждый день нужно начинать с молитвы о том, чтоб Господь дал силы быть достойным пастырем, чтобы люди видели, что мы Его достойные служители, и они стремились бы в храмы Божьи. От нашего служения зависит состояние Церкви на земле, а значит – и дело человеческого спасения.
Беседовал Сергей Герук
